М. Климанов "Конец Змея Горыныча" рассказ

В Высшей Краснознаменной школе КГБ при Совете Министров СССР им.Ф.Э. Дзержинского (сокращенно Вэ-Ка-Ша), был, как и во всяком уважающем себя вузе тех времен, самодеятельный театр. Даже название у него было вполне распространенное для начала 70-х – «ТЭМП», то бишь «Театр эстрадных миниатюр и пантомим». Заправляли в театре старшекурсники, чем вызывали у нас, молодых, искреннее чувство зависти и благоговения перед их талантом и успехом. Лишь в начале третьего курса я решился приобщиться к высокому искусству, и был принят в труппу на самые незначительные роли.
С первого же дня я враз и навсегда заболел запахом пыльных кулис и скрипом несмазанных колосников. Счастливое время, проведенное в подготовках к спектаклям, и сами выступления на сцене клуба ВКШ остались в моей душе одним из самых значительных воспоминаний о курсантской поре и, вообще, об учебе и молодости.
Театрализованные представления проводились у нас регулярно и, обычно, были приурочены к знаменательным датам: 20 декабря – Дню ВЧК-КГБ, Дню Победы, Годовщине Октябрьской революции и другим. С учетом специфики нашего учебного заведения эти вечера отдыха превращались во вполне ответственные мероприятия, стоявшие на контроле у парткомов партии и комсомола школы. Конечной целью они, по мысли нашего руководства, имели выявление лучшего курса и факультета, с вручением их начальникам переходящих вымпелов, грамот и т.п. обязательных атрибутов. Определением победителей занималась специальная комиссия из руководства и активистов. Многие вечера поэтому так и назывались – конкурсными. Хотя бывали и обычные – вечера отдыха. Победить в таком соревновании было честью, потому руководители всех рангов всячески поддерживали творческий задор и рвение артистов, музыкантов, художников и всех тех, кто имел отношение к нашему театру.
Достаточно сказать, что на период подготовки конкурсных вечеров (а это недели две!) участники «ТЭМПА» освобождались от занятий, могли приходить на репетиции в гражданке. Одним словом, мы были счастливы и пользовались этим особым к себе расположением начальства и преподавателей. А чтобы не скатиться в своем творчестве до уровня хора кооператива извозчиков, клуб Высшей школы имел в своем штате (помимо обязательного духового оркестра с дирижером и композитором подполковником Черкашиным), мастера художественного слова (фамилии этой женщины, я к сожалению, не запомнил, она проучила нас совсем недолго) и двух режиссеров-постановщиков. В качестве одного из них подрабатывал известный актер и режиссер Геннадий Ялович. Другим был не менее популярный Валерий Носик.
Ялович, любивший порассуждать о таинстве драматического искусства, ставил, обычно, первые отделения представлений, с присущими им патетикой и идеологической направленностью. Нетрудно догадаться, что обожаемый нами Носик, выраженный холерик, занимался постановкой вторых, менее серьезных, а попросту - развлекательных отделений или, как он сам их называл, «хохм». Такое деление было, впрочем, условным. Ялович и Носик могли поменяться местами в силу различных обстоятельств. Но все же «хохмы» чаще оставались за Валерием Венедиктовичем. Жюри, тем не менее, с пристрастием оценивало оба отделения художественных вечеров.
А за всё, что мы вытворяли на сцене при содействии наших маститых наставников, отвечал заведующий школьным клубом Виктор Котков, добрый и запуганный начальством рыхлый мужик. Он мучительно переживал за каждое выступление, как бы чего не вышло такого, за что ему непременно попадёт.
Я привожу эти подробности для того, чтобы стало понятным, насколько ответственным было каждое такое мероприятие и что могли означать неудачи на сцене. Но мы ведь были хоть и маленькие, но актеры. И хлебом нас не корми, а дай приколоть партнера, или какой фортель выкинуть! Тому немало поспособствовал Валера Носик, приобщавший нас к закулисной актерской жизни, рассказывая разные уморительные байки. И нам хотелось того же.
К примеру, однажды во втором отделении, что называется «в прямом эфире», на сцене исполняется искрометный цыганский танец. Я, не занятый в нем, стою в первой кулисе и с восторгом слежу за коленцами своих партнеров, того гляди, сам на сцену выскочу. Зал дружно принимает пляску, прихлопывает в такт. И вот дернуло же меня! Нащупав в кармане горсть мелких монет, и взял да и швырнул деньги под ноги пляшущим. Типа, придал звучания молодецкой удали. И что же? Почти сразу в свете рампы засверкали все новые и новые монетки. Они весело отскакивали от пола и веселили всех. Это из первых рядов публика повелась, там подумали, что это так изначально задумано. Я сам перепугался – что теперь будет! Все же выходка провокационная, но всё, как казалось, обошлось. А собранной мелочи, между прочим, на пару бутылок портвейна хватило. Однако неусыпный начальник курса еще долго пытался выяснить, кто же первый бросил деньги на сцену, не криминал, конечно, но всё же как-то очень не по-чекистски! Не артисты ли спровоцировали? Да нет, как можно! Кое-как свалили всё на приглашенных гостей, недисциплинированных штатских. В тот раз обошлось без оргвыводов. Тем более, что почетное жюри, сидевшее в отдаленном девятом ряду, и вовсе такое дело мимо глаз пропустило.
Шутили мы и дальше, ведь «хохмы», они на то и существуют, чтобы кураж свой молодецкий выплеснуть! Пока однажды не случилась вещь посерьезнее.
В конце четвертого курса репетировали мы очередное второе отделение. Припозднились уже. Основные участники труппы и музыканты по домам разошлись. Остались только Носик, завклубом и нас, курсантов, человек пять-шесть. Не клеилась у нас что-то с номером «Браться Засосовы». Это такая балаганная, акробатически-пантомимическая группа из четырех чёрте во что одетых балбесов. Вроде бы ничего особенного, а незатейливые наши ужимки и гимнастические фигуры вызывали смех. «Александрийский маяк», «Геракл, разрывающий пасть льву», Скульптурная группа «Писующий мальчик», распиливание человека, втыкание в голову вилок и много других номеров. «Братья Засосовы» пользовались у публики определенным успехом, каждый раз мы обновляли номера, придумывая, что-то неожиданное. «Засосовы» превратились уже в своего рода визитную карточку нашего курса. А тут вдруг застопорилась работа. Кончились идеи. Нечем удивлять народ. Видим мы, что и Валера Носик призадумался. Обычно он на репетициях шустрый, как ртуть, не уследишь за ним. То тут он, то вдруг уже там! И тараторит без умолку. А нынче как бы притух. Похоже, что «Засосовы» выдохлись. Носику и жаль этих дурашливых клоунов, а в канву общего замысла второго отделения они никак не вписывались. Это только кажется так, что «хохмы» это набор шуток и веселой музыки. Каждое второе отделение структурно нанизывалось на единый стержень, подчинялось какой либо общей идее, типа: борьба добра со слом, нет преград для настоящей любви, волшебная сила искусства и так далее.
- Надо бы, - произносит вдруг Валерий Венедиктович, больше чтоб нас приободрить, - огоньку, что ли подпустить. Для яркости впечатления.
Уж не помню, кто первый из нас додумался, а только решился я осуществить ту задумку. Набрал в рот бензина для зажигалок (у нас тогда всегда запас имелся). Поджег трубочку из газеты, да как дуну огненной струей в пустой зал. Ряда до третьего точно достал. Кто-то из темноты завопил: «Ух ты, … твою мать, просто … можно!» И тут сразу заговорили все хором, словно натерпелись молчать.
- Это, - поясняем мы остолбеневшему Носику и невменяемому завклубом, - будет номер под названием «Змей Горыныч». Краткое содержание: три брата Феофан, Митрофан и Епифан – это огнедышащие головы. Самый высокий из нас по середине, двое мелких по бокам. Четвертый Карифан – воплощает образ Ильи Муромца. Головы по очереди дышат в зал огнем, а он, Муромец, их мужественно мечом сносит. Отрубание голов сопровождается богатырским юморком… Так добро побеждает зло! Ну, как эффектно, яркость впечатления наблюдается?
К режиссеру нашему дар речи вернулся. Да, говорит, такого фейерверка эти стены еще не видели. Носик завертелся, лихо запрыгнул на сцену и стал быстро-быстро лепить мизансцену. По ходу какие-то реплики образовывались. Дело пошло, но застопорилось из-за завклубом Вити Коткова. Того будущий номер смущал исключительно по соображениям противопожарной безопасности. Вэ-Ка-Ша все-таки! Это вам не какой-то там сарай спалить! Он отлучился на пару минут и приволок двух припозднившихся хозяйственников, вроде электриков. Всё-таки коллективное мнение будет. Как, мол, если некое огненное действо со сцены произвести? Мужики, похоже, успели перед уходом на грудь по пять капель принять. Им и самим интересно стало. Показывайте, говорят, ваш салют. Показал я им, огненное дыхание снова. Пару секунд тишина и потом послышался сдержанный, но восторженный мат. «Гарантию даем, что никто из зрителей не изжарится!» - громко заверили мы со сцены.
Одним словом, уломали мы с помощью Носика пугливого завклубом.
Номер, однако, оказался куда сложнее, чем представлялся поначалу. Чтобы он нормально смотрелся, требовались незаурядна техничность и скорость исполнения трюка с бензином. Одно дело спокойно выйти на авансцену и дунуть бензиновой взвесью на горящий фитиль. Другое дело, когда «дыхнуть» огнем требуется исподволь, в рамках, не побоюсь этого выражения, театрального действия. Многоходового, группового. Надо было профессионально сыграть Змея Горыныча, вступившего по глупости в опасный конфликт с балагуром-богатырем. Но при этом огнедышащего Горыныча! С полным ртом бензина такую сцену не сыграть. Приходилось придумывать, когда и как «заправляться» им, чтобы не заметно от зрителей было. А потом несолидно на газетный жгутик дышать… И где его прятать до времени? Короче, всё делалось по-взрослому, взаправду. Валера Носик халтуры не терпел. Ни один номер из всего полуторачасового материала не вымотал нас так, как Горыныч! Повторы шли один за другим, когда остальная программа была отрепетирована и чтобы нам никто не мешал. И Засосовы работали со всей серьезностью, на какую только были способны.
Слухи разнесло быстро и на генеральной репетиции народу поглазеть на Змея Горыныча собралось немало. Встали все, правда, на почтительном расстоянии от сцены. Успех был полнейший! Да и как бы иначе, если при слабой подсветке со сцены призрачные головы двигались из стороны в сторону, как и впрямь змеиные, в темный зал устремлялись двухметровые языки пламени, которые жутковато отражали на мече и на доспехах богатыря. И если бы не шутки Муромца, то получился бы и вовсе «ужастик». Трижды вспыхивало пламя, трижды взмахивал Илья своим кладенцом – это производило впечатление противоборства двух непримиримых стихий. А лаконичное препирательство Горыныча с Ильей выглядело на этом фоне достаточно забавно. Всё вместе - нечто свежее, совсем неожидаемое зрителем. И глаз у Валеры Носика горел и актеры были на подъеме.
И вот, наконец, выступление. Так выходило, что на заправку горючим каждой голове отводилось очень мало времени. И сам-то номер занимал секунд двадцать, поэтому, трое обнаженных по пояс актеров, в замысловатом боевом танце по очереди приближались к правой кулисе и стремительно хлебали бензин, успевая перед этим бросить по своей реплике. И возвращались к затемненной рампе, где нас поджидал коварный Илья.
Мой выстрел пламени был первым. После удара мечом я бросаю на доски сцены разриосванный краской качан капусты и прячу свою настоящую голову под мышку. Всё отрубили одну…
Затем огнем в зал метнула другая голова и… О,ужас! Мой партнер загорелся! Он хлопает себя по лицу и рукам руками, сплевывает на пол бензин и, приплясывая, как папуас, выскакивает со сцены в кулису. Там наши товарищи тушат его всем, чем придется.
Я вижу остекленевший взгляд Ильи Муромца, который, впрочем, чуть дрогнувшим голосом продолжает подавать свои реплики. В зале хохот. Неужели зрители ничего не поняли?
Настает черед третьей головы. Но и она загорается факелом и ускакивает за кулису, точно, как первая. Мы с богатырем остаемся в полумраке вдвоем, ошеломленные случившимся. Музыкальное сопровождение вяло подводит к финальным нотам. Я выпрямляясь в полный рост (чего уж теперь!) и с досадой плюю на сцену. Попадаю на оброненный фитиль и вновь вспыхивает яркое пламя, на этот раз прямо перед перекошенным лицом осветителя, высунувшегося в этот момент из своей ямы. Осветитель вскрикивает и, прикрыв лицо руками, проваливается куда-то в глубину театрального пространства.
Это окончательный провал! Остается только занавес дать! Но Илья Муромец неожиданно спасает положение. Он набрасывается на меня со своим мечом и вопит:
- Ах, ты гадина, мухлюешь? Запасную голову выставил?
Я с трудом увертываюсь от богатыря, убегаю, падаю, он догоняет и всё рубит, рубит меня… Под вой и аплодисменты публики, наконец, дают занавес, а оттаявшие малость музыканты даже успевают проиграть свою традиционную отбивку.
Через несколько мгновений действие второго отделения продолжилось, а братья Засосовы, едва переведя дух и спешно переодевшись, вышли на сцену, как ни в чем не бывало. С близкого расстояния были видны подпалины в волосах и ожоги, уже превращавшиеся в ужасные волдыри. Никой грим не мог этого скрыть. Но оба мои товарища мужественно доиграли свои роли до финала всего представления.
Перед традиционной дискотекой в фойе клуба, почти вся труппа вместе с Носиком забилась в самую дальнюю гримерку. Поначалу даже слов не было, настолько все были потрясены случившимся, а уж Валерий Венедиктович перепсиховал, видимо, больше всех. Обычно он воздерживался, а тут сам подставил стакан под водку. Постепенно к нам присоединились и сокурсники из числа зрителей. Некоторые действительно приняли случившийся провал за чистую монету. И еще изумлялись, как удалась сцена с горящими телами! А почему первая голова не загорелась?
Мы загадочно пожимали плечами и понимающе переглядывались с Носиком. А он ведь предупреждал, что надо предварительно смазывать рот вазелином. Да разве в предстартовой лихорадке все упомнишь? До этого-то всё проходило нормально… Если не втягивать в себя обратно воздух, прежде чем пущенное пламя не погасло. Но и этот урок, видно, впопыхах забылся. Тем более, что после мощного выдоха так хочется поскорее набрать в легкие воздуха. Вот мои друзья и притянули к себе огненные струи.
Стоит ли говорить, что нас ожидало в дальнейшем! Дело о грубейшем нарушении техники безопасности при проведении культурно-массового мероприятия, повлекшее телесные повреждения – ожоги лиц и шеи второй степени – обсуждалось на всех возможных уровнях. Виновные, в том числе и наш начальник курса, как непосредственный воспитатель и руководитель, получили по полной программе. Носик сказал, что сыт нашим театром по горло и пропал в своем Малом академическом. Завкулубом Котков, то ли сам ушел, то ли был переведен на другую работу.
А братья Засосовы больше всего опасались отчисления из ВКШ. К счастью, этого не случилось. Опальные курсанты-актеры отделались продолжительными головомойками в высоких инстанциях и выговорами. А наш факультет по итогам конкурсных вечеров отлетел с гарантированного первого места на самые нижние строчки.
После курса лечения у пострадавших актеров на месте отвалившихся струпьев образовалась нежная розовая кожица и они ходили такими пятнистыми леопардами вплоть до летних каникул в августе месяце.
Потом мы снова играли в ТЭМПе. И Валерий Носик, конечно, вернулся к нам, чтобы ставить всякие «хохмы». Только Змея Горыныча мы больше никогда не повторяли.